ФЭНТЕЗИ РОМАН «ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА»
Роман рассказывает о мистических приключениях двух друзей: Кары и Ики.
Они сражаются с врагами, умирают и рождаются вновь. Творят чудеса, в очередной раз спасая мир.
Кто же эти Двое? Пусть каждый читатель решит для себя сам.
Все части романа взаимосвязаны, но читать их можно в произвольном порядке.
Если роман заинтересует, комментарии к описанным в нем событиям собраны в разделе “По следам Кары и Ики”.
Роман рассказывает о мистических приключениях двух друзей: Кары и Ики.
Они сражаются с врагами, умирают и рождаются вновь. Творят чудеса, в очередной раз спасая мир.
Кто же эти Двое? Пусть каждый читатель решит для себя сам.
Все части романа взаимосвязаны, но читать их можно в произвольном порядке.
Если роман заинтересует, комментарии к описанным в нем событиям собраны в разделе “По следам Кары и Ики”.
Ночь. Запах крови, железа и гари. Отовсюду на пир стекаются дикие звери, лакомиться тем, что еще этим утром могло говорить, ходить и делать много чего ещё, что теперь бессмысленно для них.
Они никогда не смогут встать и пойти, они мертвы.
Кто они? Свои и чужие, теперь всё равно. Им всё равно, тем, кто остался жить – нет. Оставшиеся ещё не закончили. Им ещё не раз придётся скрестить свои клинки с врагом.
Хотя, сначала, по обычаю надо бы совершить над останками погребальный обряд. Да видно не осталось никого, кто мог бы это сделать.
Не слышно голосов, не видно огней. Никто не ходит по полю, отыскивая своих и снося их к погребальным кострам или могилам. Никто не готовится насыпать курганы и совершать поминальные тризны.
Неужели не осталось никого из людей? У ящериц нет погребальных обрядов. Может они и правы.
Что может быть лучше для оставленного душой тела, чем попасть в бесконечный круговорот биомассы? Практично, разумно. Не ешь сам, дай подкормиться другому. У кого-то же должен быть праздник.
Ночь. Запах крови, железа и гари. Отовсюду на пир стекаются дикие звери, лакомиться тем, что еще этим утром могло говорить, ходить и делать много чего ещё, что теперь бессмысленно для них.
Они никогда не смогут встать и пойти, они мертвы.
Кто они? Свои и чужие, теперь всё равно. Им всё равно, тем, кто остался жить – нет. Оставшиеся ещё не закончили. Им ещё не раз придётся скрестить свои клинки с врагом.
Хотя, сначала, по обычаю надо бы совершить над останками погребальный обряд. Да видно не осталось никого, кто мог бы это сделать.
Не слышно голосов, не видно огней. Никто не ходит по полю, отыскивая своих и снося их к погребальным кострам или могилам. Никто не готовится насыпать курганы и совершать поминальные тризны.
Неужели не осталось никого из людей? У ящериц нет погребальных обрядов. Может они и правы.
Темно. Слышен плеск воды. Ужасный запах немытых тел. Я в трюме, закован. Судя по звукам, в порту. Сильный дождь.
Осторожно ломаю оковы и крадусь к лестнице, ведущей к люку. Там решетка из толстых прутьев. Разгибаю прутья и выбираюсь в ночь.
На палубе вахтенный в дождевике. Часовых нет. Тенью двигаюсь к борту, переваливаюсь через него и соскальзываю в воду.
Выбравшись на берег, держась темных мест, двигаюсь к ближайшей таверне. Необходимо обзавестись одеждой и деньгами.
Из таверны вывалился пьяный матрос. Бью его по затылку ладонью, что бы лишь отключился и тащу в тёмный угол.
Темно. Слышен плеск воды. Ужасный запах немытых тел. Я в трюме, закован. Судя по звукам, в порту. Сильный дождь.
Осторожно ломаю оковы и крадусь к лестнице, ведущей к люку. Там решетка из толстых прутьев. Разгибаю прутья и выбираюсь в ночь.
На палубе вахтенный в дождевике. Часовых нет. Тенью двигаюсь к борту, переваливаюсь через него и соскальзываю в воду.
Выбравшись на берег, держась темных мест, двигаюсь к ближайшей таверне. Необходимо обзавестись одеждой и деньгами.
Из таверны вывалился пьяный матрос. Бью его по затылку ладонью, что бы лишь отключился и тащу в тёмный угол.
Аджубей прибыл в походный Ханский шатёр и пал ниц.
– Встань, подойди, – Хан вручил золотую пайцзу.
Аджубей с поклоном принял знак и обратился в слух. Он самый мудрый и опытный сотник в войске. Ему всегда поручают деликатные и важные миссии.
В ханском войске нет плохих воинов, они просто не выживают. Но мудрость и чутьё свойства всё же редкие. Отважно махать саблями, стрелять из луков, проводить войсковые операции брать приступом крепости могут многие, а вот правильно вести переговоры и получать победы без крови умеют не все. Далеко не все.
Сотник принадлежал к тем редким воинам-интеллектуалам, которые не любили лить попусту ни свою, ни чужую кровь.
Умение просчитывать действия противников и союзников на несколько ходов вперёд и умело их направлять дорого стоит.
Совершенно мудрый делает, ничего не делая. Такие качества даруются Небом от рождения, и если удачное стечение обстоятельств позволяет оттачивать мастерство, то получаются такие как он.
Аджубей прибыл в походный Ханский шатёр и пал ниц.
– Встань, подойди, – Хан вручил золотую пайцзу.
Аджубей с поклоном принял знак и обратился в слух. Он самый мудрый и опытный сотник в войске. Ему всегда поручают деликатные и важные миссии.
В ханском войске нет плохих воинов, они просто не выживают. Но мудрость и чутьё свойства всё же редкие. Отважно махать саблями, стрелять из луков, проводить войсковые операции брать приступом крепости могут многие, а вот правильно вести переговоры и получать победы без крови умеют не все. Далеко не все.
Сотник принадлежал к тем редким воинам-интеллектуалам, которые не любили лить попусту ни свою, ни чужую кровь.
Умение просчитывать действия противников и союзников на несколько ходов вперёд и умело их направлять дорого стоит.
Совершенно мудрый делает, ничего не делая. Такие качества даруются Небом от рождения, и если удачное стечение обстоятельств позволяет оттачивать мастерство, то получаются такие как он.
Сырая осенняя полночь. Три обросших и грязных, но совершенно счастливых путника пробираются сквозь заросли смешанного леса.
Их цель неизвестна ни им, ни черту, ни богу. Просто идут сквозь этот неуютный лес. Откуда? Теперь все равно. Они даже не скажут, с уверенностью, кто они теперь и кем были до этого леса.
Но, тем не менее, движения их полны уверенности и слаженности. Чего порой не достает тем, кто знает ответы на вышеприведенные вопросы. Они уверены в своих силах и потому их уже ничего не страшит. Они пройдут сквозь стены, сквозь огонь и воду. Нет в этом мире для них препятствий, им вообще нет препятствий, ни в каком мире.
Сырая осенняя полночь. Три обросших и грязных, но совершенно счастливых путника пробираются сквозь заросли смешанного леса.
Их цель неизвестна ни им, ни черту, ни богу. Просто идут сквозь этот неуютный лес. Откуда? Теперь все равно. Они даже не скажут, с уверенностью, кто они теперь и кем были до этого леса.
Но, тем не менее, движения их полны уверенности и слаженности. Чего порой не достает тем, кто знает ответы на вышеприведенные вопросы. Они уверены в своих силах и потому их уже ничего не страшит. Они пройдут сквозь стены, сквозь огонь и воду. Нет в этом мире для них препятствий, им вообще нет препятствий, ни в каком мире.
Сентябрь – самый удобный месяц для путешествий в тайгу. Ещё не холодно, но насекомые уже выполнили все свои летние дела и заснули. Так что получаешь одни удовольствия. Разумеется, это личное мнение.
Оружие не взяли по принципиальным соображениям. Охотники мы, ни какие, да и не собирались зверюшек убивать. Как-никак, в священный лес идём. Ну, а для самообороны есть нож да топор.
Стараемся держать необходимый темп. Нужно ведь засветло приготовиться к ночлегу в запланированном месте. Всё хорошо. Но чувство беспокойства не покидает с самого начала. Почему-то, вдруг с сожалением подумали, что надо было взять с собой что-то посерьезнее ножа и топора.
Сентябрь – самый удобный месяц для путешествий в тайгу. Ещё не холодно, но насекомые уже выполнили все свои летние дела и заснули. Так что получаешь одни удовольствия. Разумеется, это личное мнение.
Оружие не взяли по принципиальным соображениям. Охотники мы, ни какие, да и не собирались зверюшек убивать. Как-никак, в священный лес идём. Ну, а для самообороны есть нож да топор.
Стараемся держать необходимый темп. Нужно ведь засветло приготовиться к ночлегу в запланированном месте. Всё хорошо. Но чувство беспокойства не покидает с самого начала. Почему-то, вдруг с сожалением подумали, что надо было взять с собой что-то посерьезнее ножа и топора.
Разбежался, как мог и, оторвавшись, от края скалы, полетел, но не упал, а взмывал вверх.
Так не должно быть! Я хотел покончить с жизнью. Я не желал научиться летать. Какая сила подняла меня?
Как передать это чувство полёта вверх, без каких бы то ни было приспособлений? У меня не выросли крылья, тело не стало невесомым.
Просто я летел. Я мог спокойно управлять своим полётом с помощью мысли и движений тела.
Посмотрел вниз. Река, железная дорога, поле, повернулся назад и увидел подсвеченную церковь, вырезанную в скале и дивы.
Над входом в церковь кружился разноцветный спиралевидный вихрь. На площадке перед церковью стояла женщина. Она ошарашено смотрела на меня.
Разбежался, как мог и, оторвавшись, от края скалы, полетел, но не упал, а взмывал вверх.
Так не должно быть! Я хотел покончить с жизнью. Я не желал научиться летать. Какая сила подняла меня?
Как передать это чувство полёта вверх, без каких бы то ни было приспособлений? У меня не выросли крылья, тело не стало невесомым.
Просто я летел. Я мог спокойно управлять своим полётом с помощью мысли и движений тела.
Посмотрел вниз. Река, железная дорога, поле, повернулся назад и увидел подсвеченную церковь, вырезанную в скале и дивы.
Над входом в церковь кружился разноцветный спиралевидный вихрь. На площадке перед церковью стояла женщина. Она ошарашено смотрела на меня.
Вот тот самый ювелирный магазин в старом квартале Ниццы. Это точно здесь, такое чувство ни с чем не перепутаешь.
– Войдём? – спросил я.
– Ну, ты чего, ещё спрашиваешь? – возмутился Ика.
Я открыл дверь и вошёл первым. Над дверью старомодный колокольчик, извещающий о новых посетителях.
На звон, два продавца повернули головы в сторону вошедших. Один, средних лет темноволосый, элегантно одетый, хорошо сложенный мужчина.
Второй же уже седой, но ещё крепкий телом и с живыми глазами, в тройке, покроя начала двадцатого века, на носу пенсне в золотой оправе, на жилетке золотая цепочка от часов.
Вот тот самый ювелирный магазин в старом квартале Ниццы. Это точно здесь, такое чувство ни с чем не перепутаешь.
– Войдём? – спросил я.
– Ну, ты чего, ещё спрашиваешь? – возмутился Ика.
Я открыл дверь и вошёл первым. Над дверью старомодный колокольчик, извещающий о новых посетителях.
На звон, два продавца повернули головы в сторону вошедших. Один, средних лет темноволосый, элегантно одетый, хорошо сложенный мужчина.
Второй же уже седой, но ещё крепкий телом и с живыми глазами, в тройке, покроя начала двадцатого века, на носу пенсне в золотой оправе, на жилетке золотая цепочка от часов.
Катамаран пришвартован у причала. Мы ждём на пирсе приезда товарищей.
Они должны прилететь, у них не так много времени для путешествий, как у нас. Поэтому, мы шли морем, ибо самолеты не для нас.
Место встречи выбрано не случайно. Хургада удобный порт и туристы из России не редкость, никого не удивит, что несколько офицеров захотели отдохнуть у теплого моря.
А отсюда в назначенное место идти не далеко, должны всё успеть за срок обычной туристической поездки.
Запланировали, встретившись, съездить к пирамидам, пополнить запасы, докупить недостающее оборудование и быстро двинуться в Персидский залив.
Катамаран пришвартован у причала. Мы ждём на пирсе приезда товарищей.
Они должны прилететь, у них не так много времени для путешествий, как у нас. Поэтому, мы шли морем, ибо самолеты не для нас.
Место встречи выбрано не случайно. Хургада удобный порт и туристы из России не редкость, никого не удивит, что несколько офицеров захотели отдохнуть у теплого моря.
А отсюда в назначенное место идти не далеко, должны всё успеть за срок обычной туристической поездки.
Запланировали, встретившись, съездить к пирамидам, пополнить запасы, докупить недостающее оборудование и быстро двинуться в Персидский залив.
Два всадника в балахонах с капюшонами, ехали на вороных конях без седел и уздечек.
Единственным элементом упряжи были кожаные пояса, наброшенные на лошадиные шеи, висевшие свободно, не доставляя никакого беспокойства животным.
Лошадь и всадник, как одно целое двигались слитно и красиво.
На ногах всадников сандалии, под балахонами туники длинной до колен.
На шее у каждого гайтан, на руках кольца с камнями – у светловолосого с рубином, у темноволосого с изумрудом.
Волосы до плеч, сложены хорошо, только светловолосый был чуть шире в плечах. Оба высокого роста.
Два всадника в балахонах с капюшонами, ехали на вороных конях без седел и уздечек.
Единственным элементом упряжи были кожаные пояса, наброшенные на лошадиные шеи, висевшие свободно, не доставляя никакого беспокойства животным.
Лошадь и всадник, как одно целое двигались слитно и красиво.
На ногах всадников сандалии, под балахонами туники длинной до колен.
На шее у каждого гайтан, на руках кольца с камнями – у светловолосого с рубином, у темноволосого с изумрудом.
Волосы до плеч, сложены хорошо, только светловолосый был чуть шире в плечах. Оба высокого роста.
Почему одни бабы? Почему? Настал век амазонок. Так я думаю. И что? Что плохого? Планета наша тоже женского рода. Значит, станем собирать ведьмин круг.
Я узнал бы ее с закрытыми глазами. Так я думал всегда, пока это не случилось…
Зима в том году была странная, не просто теплая, но какая-то безумно теплая. Звери запутались, что им делать?
Деревья и те принимались цвести по нескольку раз. Птицы так и не улетели на юг.
Вся домашняя живность казалась какой-то пришибленной, квелой.
Почему одни бабы? Почему? Настал век амазонок. Так я думаю. И что? Что плохого? Планета наша тоже женского рода. Значит, станем собирать ведьмин круг.
Я узнал бы ее с закрытыми глазами. Так я думал всегда, пока это не случилось…
Зима в том году была странная, не просто теплая, но какая-то безумно теплая. Звери запутались, что им делать?
Деревья и те принимались цвести по нескольку раз. Птицы так и не улетели на юг.
Вся домашняя живность казалась какой-то пришибленной, квелой.
Где-то, на самом краю вечности, бесконечно долго тянулись мгновения, сливающиеся в непрерывный ток времени, которого нет.
Внутри непроницаемой, без дверей, окон и крыши квадратной стены, плотный строй всадников в полном вооружении из черной бронзы, самого прочного сплава во вселенной.
Черные, ниспадающие ровными, красивыми складками на крупы вороных коней, плащи. Открытые, без блеска жизни, зеницы, подобно непроглядному стеклу, не пропускающие света.
Где-то, на самом краю вечности, бесконечно долго тянулись мгновения, сливающиеся в непрерывный ток времени, которого нет.
Внутри непроницаемой, без дверей, окон и крыши квадратной стены, плотный строй всадников в полном вооружении из черной бронзы, самого прочного сплава во вселенной.
Черные, ниспадающие ровными, красивыми складками на крупы вороных коней, плащи. Открытые, без блеска жизни, зеницы, подобно непроглядному стеклу, не пропускающие света.
Что-то капало сверху прямо по лицу, от этого и проснулся да не сразу сообразил, где я.
Мне, в общем-то, было все равно. Я даже не мог понять кто я теперь. В какой стране, в каком времени. Да так ли это важно, после того что произошло.
Начиналось все хорошо, никаких знаков или предчувствий. Наоборот, приподнятое настроение всех участников воодушевляло.
Шли след в след по горной тропе. Только луна и звезды сопровождали нас.
Первым шел я, видимо, должен узнавать местность и ориентироваться по памяти из прошлой жизни.
Узнавал, не узнавал, тут ничего сказать определенно не могу, но куда идти знал, уверен, что знал.
Что-то капало сверху прямо по лицу, от этого и проснулся да не сразу сообразил, где я.
Мне, в общем-то, было все равно. Я даже не мог понять кто я теперь. В какой стране, в каком времени. Да так ли это важно, после того что произошло.
Начиналось все хорошо, никаких знаков или предчувствий. Наоборот, приподнятое настроение всех участников воодушевляло.
Шли след в след по горной тропе. Только луна и звезды сопровождали нас.
Первым шел я, видимо, должен узнавать местность и ориентироваться по памяти из прошлой жизни.
Узнавал, не узнавал, тут ничего сказать определенно не могу, но куда идти знал, уверен, что знал.
Восьмидесятые. Красивая долина. Война далеко. Тут просто живут и учатся.
Зачем вдруг кому-то понадобилось все это бомбить? И почему это нужно делать совместно с противником? Гарантии. Взаимные гарантии. Что же еще. Чем же эти несчастные так насолили руководству сверхдержав?
Тут учат таким вещам, которым никто уже и нигде не учит. По-настоящему учат. Зачем же это стирать с лица земли?
Во время учебы ученики беззащитны. Видимо потому именно сейчас такой странный приказ. Но это все равно, что детей убивать, даже хуже.
Нет, так не пойдет надо разобраться. Слишком много несоответствий. Это не лагерь головорезов зачищать, там все ясно. А тут.
Восьмидесятые. Красивая долина. Война далеко. Тут просто живут и учатся.
Зачем вдруг кому-то понадобилось все это бомбить? И почему это нужно делать совместно с противником? Гарантии. Взаимные гарантии. Что же еще. Чем же эти несчастные так насолили руководству сверхдержав?
Тут учат таким вещам, которым никто уже и нигде не учит. По-настоящему учат. Зачем же это стирать с лица земли?
Во время учебы ученики беззащитны. Видимо потому именно сейчас такой странный приказ. Но это все равно, что детей убивать, даже хуже.
Нет, так не пойдет надо разобраться. Слишком много несоответствий. Это не лагерь головорезов зачищать, там все ясно. А тут.
Мириады звездных дорог назад, когда понятие «Время» значило лишь местоположение во вселенной, одинокий космический корабль прокладывал путь в поисках нового дома.
Покинув отчизну после поражения в битве, закончившейся катастрофой, оставшиеся в живых уносили из разоренной войной галактики память и бесконечную любовь.
Их было четверо – двое мужчин и две женщины.
Лишь им удалось выжить, так было предначертано. Таков был их жребий.
Они должны были продолжить дело жизни, заселяя мертвые миры, создавая цивилизации и строя бастионы для отражения новых атак.
Казалось, этой войне не будет конца. Но отказаться от ее продолжения, значило предать павших. Такого даже в мыслях никто не держал.
Мириады звездных дорог назад, когда понятие «Время» значило лишь местоположение во вселенной, одинокий космический корабль прокладывал путь в поисках нового дома.
Покинув отчизну после поражения в битве, закончившейся катастрофой, оставшиеся в живых уносили из разоренной войной галактики память и бесконечную любовь.
Их было четверо – двое мужчин и две женщины.
Лишь им удалось выжить, так было предначертано. Таков был их жребий.
Они должны были продолжить дело жизни, заселяя мертвые миры, создавая цивилизации и строя бастионы для отражения новых атак.
Казалось, этой войне не будет конца. Но отказаться от ее продолжения, значило предать павших. Такого даже в мыслях никто не держал.
